![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
1 августа 1822 г. Александр I подписывает высочайший рескрипт на имя управляющего министерством внутренних дел графа В.П. Кочубея "О уничтожении масонских лож и всяких тайных обществ".
В нем говорится: «Все тайные общества, под какими бы они наименованиями ни существовали, как то: масонские ложи или другими, – закрыть и учреждения их впредь не дозволять». В качестве причины закрытия лож прямо были выставлены «беспорядки и соблазны, возникшие в других государствах от существования тайных обществ» и желание Царя «дабы твердая преграда полагаема была по всему, что к вреду государства послужить может".
масонство в России смогло возродиться в следующий раз только в 1907 г., а до тех пор российские вольные каменщики вынуждены были собираться тайно или - в основном - ехать заседать за границу.
с тех пор всякий раз, когда заходит речь о судьбах масонства в России, александровский рескрипт рассматривается как прозорливый акт мудрого государя, пекущегося о нуждах государства и его целостности. даже при условии, что, по многим данным, сам государь в масонском Братстве как раз состоял.
однако не так думает многоученый Йоханнес Рогалла фон Биберштайн, автор "Мифа о заговоре".
"Освободительные войны, начавшиеся в результате провала наполеоновского русского похода, вскоре побудили и людей, в принципе настроенных консервативно, апеллировать непосредственно к народу, что в высшей степени беспокоило сторонников Старого порядка. Например, барон фон Штайн, который тогда в России пытался сформировать "немецкий легион", вынужден был защищаться от обвинений герцога Петера Ольденбургского в том, что "Призыв к немцам" имеет революционный характер. Примечательно, что подозрение в иллюминатстве - которым, кстати, объясняется и падение русского статс-секретаря Сперанского в том же году! - Штайн в письме к императору Александру от 11 июля 1812 г. отводил от себя следующим образом: "Что касается меня, из всех масонских организаций иллюминаты представляются мне изрядно скверным обществом с сомнительной моралью, их интриги принесли вред, хотя Баррюэль для меня не Евангелие".
Подозрения в иллюминатстве особенно активно выдвигал в России сардинский посланник в Санкт-Петербурге Жозеф де Местр, и они там упали на благодатную почву. Де Местр, который до 1789 г. был "мартинистом" теософской направленности и после выхода "Памятных записок" Баррюэля осыпал тезис о заговоре насмешками и даже опубликовал "Опровержение" этого тезиса, уже через несколько лет сам обратился в "баррюэлизм".
В памятной записке, поданной русскому императору Александру в 1810 г., он настоятельно рекомендовал тому читать Баррюэля и заклинал остерегаться приверженцев Адама Вейсгаупта, вступивших в "альянс" с якобинцами, янсенистами, евреями и вообще со всеми "сектами". К указанию на влияния такого рода сводится и содержание анонимного франкоязычного русского памфлета "Размышления русского патриота об удивительно быстром распространении подрывной системы французского правительства", появившегося в 1812 г. Его суть выражает фраза: "Иллюминаты хотят беспорядка, делают всё, чтобы всё дезорганизовать".
Освободительные войны вызвали сильное политическое возбуждение: пробудились как апокалиптические страхи, так и вековые чаяния национально-политического характера. С. С. Уваров, позже русский министр народного просвещения и президент Академии наук, в ноябре 1813 г. в письме барону фон Штайну так описывает атмосферу в консервативном лагере, отчасти осмыслявшем события в конспирологической системе категорий: "Не подумайте, чтобы в моих словах было какое-нибудь преувеличение... Состояние умов в настоящую минуту таково, что смешение понятий достигло последней крайности... У всех на языке слова: религия в опасности, нарушение нравственности, приверженец иноземных идей, иллюминат, философ, франкмасон, фанатик и т. д. Словом, совершенное безумие".
Поскольку Меттерних, в отличие от некоторых государственных деятелей и монархов, не поддался паническому страху перед революцией, а умел составлять для себя независимое представление о положении вещей, он ловко поставил тезис о заговоре на службу своей политике. Так, мятежом русского гвардейского Семеновского полка он воспользовался как удачной возможностью воздействовать на политически неустойчивого русского императора, который до тех пор симпатизировал либеральным и национально-освободительным движениям - в Польше, Италии и Греции, - и окончательно направить его на путь контрреволюционной политики. Хотя Меттерних сам в частном письме от 15 ноября 1820 г. признавал, что до событий, происходивших в упомянутом русском полку, ему, "по сути, мало дела", он письмом от 26 ноября 1820 г. поручил венскому полицейскому управлению подготовить для царя соответствующее донесение о тайных обществах: "Русский император придает величайшее значение козням, которые плетутся под покровом тайных обществ. Это сфера, в которой можно добиться многих благ и которая дает нам широкие возможности напрямую влиять на него". То, что меттерниховские предостережения были услышаны, показывает письмо Александра I за февраль 1821 г. Там говорится: "Все эти люди [революционные либералы, радикалы, международные карбонарии] соединились в один общий заговор, разбившись на отдельные группы и общества, о действиях которых у меня все документы налицо... все общества и секты, основанные на антихристианстве и на философии Вольтера и ему подобных, поклялись отомстить правительствам".
По тайной памятной записке Меттерниха об основании "центрального комитета северных держав в Вене", переданной Александру I в 1822 г. на конференции в Вероне, ясно видна как оценка Меттернихом революционной угрозы, так и его тактика. Поскольку опасность потрясений он отнюдь не переоценивал, его настоятельное предостережение насчет "Руководящего комитета радикалов всей Европы", а также насчет "сект" следует интерпретировать как тактический ход с целью настроить русского императора в пользу своего проекта.
Политическая полиция, которой было поручено следить за "революционными происками" и пресекать их, чаще всего была не в состоянии составить взвешенное представление о ситуации и нередко усваивала наивные и разоблачительные конспирологические взгляды, отмеченные влиянием Баррюэля. Так, русский уполномоченный в Варшаве, согласно его рапорту о варшавском студенческом объединении "Панта Койна" за март 1822 г., полагал: "Это тайное общество, занимающее нас в настоящее время, - не что иное, как эманация пресловутого иллюминатства, которое якобы было подавлено сорок лет назад баварским правительством, но не переставало тлеть под пеплом и прорастать повсюду в самых разных формах".
Коль скоро не только противники, но также члены и сочувствующие часто придавали "тайным обществам" значение, находившееся в вопиющем противоречии с их реальным влиянием, нельзя просто отмести теорию заговора как бессмыслицу, ограничившись поверхностным рассмотрением вопроса. Ведь в ней отражено, по преимуществу безотчетное, осознание, что в автократических государствах свободное объединение индивидуумов, воспринимающих себя не пассивными подданными, а активными гражданами, расценивается как эпохальный поворот.
Сводя все освободительные поползновения к конспиративной деятельности "тайных обществ", приверженцы тезиса о заговоре укрепляли у своих антагонистов веру в политическую эффективность заговоров и иногда могли даже спровоцировать образование "тайных обществ". Например, напрашивается предположение, что русскому статскому советнику Николаю Тургеневу никогда бы не пришло в голову заняться Вейсгауптом, если бы его внимание на последнего не обратил Баррюэль. Тургенев зафиксировал в своем дневнике 25 июня 1817 г.: "Я сижу в своих больших креслах и читаю Вейсгаупта... Вейсгаупт пишет с большою ясностию и глубокомыслием, и мне весьма нравится... В Вейсгаупте также ясно доказывается польза и необходимость тайных обществ для действий важных и полезных"34.
Насколько Баррюэль способствовал популяризации вейсгауптовских взглядов, можно судить и по посланию одного члена тайного виленского студенческого общества "филоматов". В этом письме от 2 июня 1820 г. по поводу предложения эмиссара "Патриотического общества" установить конспиративное сотрудничество с варшавскими заговорщиками сделано замечание: предложение смахивает на то, о котором в своем "пасквиле" рассказал Баррюэль. Наконец, в подтверждение этого обширного побочного эффекта от издания "Памятных записок" Баррюэля можно сослаться и на такой примечательный факт: одно из первых заданий, которое руководитель "Южного общества" декабристов полковник Пестель дал подчиненным, состояло в том, чтобы перевести на русский опубликованные Баррюэлем высказывания Вейсгаупта о тайных обществах!"
короче говоря, в очередной раз оказавшись ребенком, младенцем-маугли, по сравнению со взрослыми политиками старой Европы, прекраснодушный государь в очередной раз (уже после Италийского похода и прочих позорных событий) сдал с потрохами свою страну (на этот раз ее интеллектуальную и культурную элиту) во имя интересов пресловутой австрийской политики.
аккурат после того, как ему дали покрасоваться в Париже и на Венском конгрессе за взрослым столом.
это просто к вопросу о популярном историческом мифе о том, что "в 1813 г. Россия стала даже не просто крупным игроком на политической сцене Европы, но и державой, определявшей ее политическую карту вплоть до Крымской войны".
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
From:
no subject
From:
no subject